— Спасибо, — сказал Ранмакан, глядя на женщину с желтыми волосами.

Потом он посмотрел на третьего человека. Третий человек — очевидно, тот, кто вошел в комнату последним, — был пониже ростом, чем человек в белых перчатках. Он был худ, и самыми выразительными деталями его лица был крупный нос с широкими ноздрями и губы, большие и четко очерченные, будто вырезанные по дереву.

— Поднимите руку, — сказал человек в белых перчатках. — Медленней.

Ранмакан поднял руку. Он понял, что человек в белых перчатках тут главный.

— Другую руку, — сказал человек в белых перчатках. Ранмакан подчинился.

— Вам не трудно?

— Нет, — сказал Ранмакан. — Я могу встать?

— Вам придется некоторое время полежать, — сказал человек в белых перчатках. — Вы должны отдохнуть и окрепнуть.

Ранмакан оглядел комнату, в которой он лежал. Это была странная комната. Стены и потолок в ней были светло-зелеными, матовыми, очень гладкими, без единого украшения. Непонятно было, откуда в комнату попадает свет, хотя освещена она была ярко. В комнате было также много приборов. Они стояли на длинном столе за спинами людей, на столике или тумбе в изголовье кровати и с этой тумбочкой составляли одно целое — непонятное переплетение светящихся дисков, шкал, трубок, шлангов и проводов. Некоторые из них тянулись к кровати, и, проследив их, Ранмакан понял, что они должны оканчиваться у его тела. Худшие его подозрения оправдывались. Он подопытный. Ранмакан снова поднял руку и обнаружил, что к кисти ее прикреплен один из проводов.

— Зачем это? — спросил он, стараясь не показать волнения.

— Приборы следят за вашим здоровьем, — ответил человек в белых перчатках. — Когда вы совсем выздоровеете, мы их снимем.

— Когда?

— Может быть, сегодня, — сказал человек.

И Ранмакан ему не поверил, хотя не стал показывать, что не поверил. Он должен обязательно перехитрить своих тюремщиков.

Маленькая женщина наклонилась к черной коробочке и спросила:

— Вы не голодны?

Коробочка не отличалась богатством интонаций: она сказала эти слова тем же мужским голосом. Ранмакан понял, что коробочка что-то вроде переводчика. И еще он подумал, что эти люди наверняка связаны с военными: ни такого оборудования, ни таких переводчиков в коробке ему еще встречать не приходилось. Наверно, он на секретной базе.

— Нет, спасибо, я не голоден, — сказал Ранмакан и тут же пожалел о своих словах.

Лучше есть, пока дают. В Манве было плохо с продуктами. Спекулянты подняли на них цены, и Ранмакан питался плохо и скудно. Наверно, у военных на базе по этой части куда лучше, чем в городе.

— Где я? — спросил Ранмакан.

— Мы вам все объясним, — сказал человек в белых перчатках.

Что же такое неладное у него с руками? В чем же дело? Ну конечно, как же раньше не догадался? Не может быть? Как бы невзначай, чувствуя, что за каждым его движением внимательно следят и хозяева этой комнаты, и приборы, которыми он прикован к постели, Ранмакан снова приподнял руку. Так и есть: и у человека в белых перчатках, и у женщин, и у того, третьего, на руках больше пальцев, чем положено иметь человеку. По пять пальцев. У Ранмакана — четыре. Отдельный, длинный, средний и маленький. Четыре. У них — пять. Этого быть не может. Так не бывает. У людей так не бывает.

— Где я? — спросил он снова. Ему стало страшно, и он заметил, как замелькали, замельтешили огоньки приборов у кровати.

— Я вас прошу, не волнуйтесь, — сказал человек в белых перчатках. — Мы вам все объясним, как только вы окрепнете.

— Нет! — крикнул Ранмакан. — Нет! Кто вы?

И он уже видел, что у его тюремщиков по-иному, чем должно быть, прорезаны глаза, по-иному лежат волосы, по-иному намечены скулы…

3

— Откуда вы?

— Мы издалека, — сказал человек в белых перчатках.

Павлыш понял, в чем дело, — в пальцах. Больной, может быть, и не заметил бы этого, одень они перчатки с четырьмя пальцами, как у него, и тогда объяснение можно было бы отложить на некоторое время. Павлыш краем глаза поглядывал на приборы. Он знал, что в лаборатории за стеной корона Вас также сидит у пульта и не упустит опасного для жизни этого человека момента. И все-таки он с тревогой следил за приборами.

— Вы сильно пострадали во время войны. Сильно пострадал весь город. Мы стараемся вам помочь. Постарайтесь мне поверить. А теперь вам принесут пищу. Вам надо подкрепиться. Кирочка, — обратился человек в белых перчатках к женщине, — возьми поднос сама. Понимаешь?

— Одну секунду. — Женщина вышла из комнаты. Ранмакан поглядел ей вслед, стараясь увидеть, что там за дверью, но увидел только часть такой же зеленой стены коридора.

В коридоре Кирочку ждала тетя Миля. Она не выдержала и прибежала к двери госпиталя и стояла здесь, слушая по внутренней связи происходящее, и надеялась, что ее помощь может понадобиться. Она стояла рядом с кухонным Гришкой и смотрела, чтобы тот по нерасторопности не открыл колпака, под которым стоял куриный бульон и сухарики, — не дай бог, микробы пролезут.

— Ну как он? — спросила она у Кирочки, которая взяла поднос под колпаком из рук Гришки. — Оживает?

— Вы же слышали, тетя Миля. — Кирочка показала подбородком в сторону динамика, в котором успокаивающе журчал голос Павлыша.

— Ну-ну, — миролюбиво сказала тетя Миля, — буду в буфетной. Может, добавка понадобится.

Ранмакан не отвечал доктору. Тот уже представился: доктор Павлыш. Непонятно, странное имя. Его и не произнесешь. Он старался привести в порядок мысли, и мысли никак не хотели приходить в порядок. Ранмакан только понимал, что случилось что-то очень страшное и необычное, если в городе распоряжаются уроды с пятью пальцами. Вошла женщина с желтыми волосами. Она несла поднос, покрытый прозрачным колпаком. На подносе стояла чашка с чем-то дымящимся. Чашка была знакомой (Бауэр настоял, чтобы посуду для кормления пациента принесли из города). Ранмакан понял, что голоден.

Женщина подошла к куполу, покрывающему его кровать, и приставила колпак с подносом к прозрачной стене. Странным образом колпаки объединились, как объединяются мыльные пузыри, если их осторожно приблизить друг к другу. Ранмакан ощутил, как подушка и верхняя часть кровати медленно поднимаются, заставляя его сесть, а сбоку, из стены, вдруг вылез столик и повис у него перед грудью. Поднос, не разорвав пленки купола, проник в замкнутый мир Ранмакана и лег на столик.

— Если вам неудобно есть при нас, — сказал Павлыш, — мы можем уйти.

— Нет уж, — сказал Ранмакан. — Я тут не хозяин.

Он решил пока не задавать вопросов. Вспышка собственного страха была ему неприятна и снижала его шансы обмануть тюремщиков, убежать, скрыться от них. Надо держать себя в руках, будь они хоть злые драконы. Ты жив, Ранмакан, а дальше посмотрим.

Кирочка Ткаченко вышла из комнаты. За ней вышел Бауэр.

— Поднимемся на мостик? — спросил Бауэр. — Там все сейчас.

— Нет, я могу понадобиться здесь.

— Как знаешь.

Павлыш уселся на кресло у пульта. Павлышу за последние дни пришлось пройти три сеанса гипноза, пока он разобрался в принципе действия этих приборов. Теперь все в порядке. Павлыш не смотрел в упор на первого человека планеты, но краем глаза видел его и отлично знал, что творится у того внутри: и как работает сердце, и насколько напряжены нервы. На минутку он отключил лингвиста и спросил по внутренней связи корону Вас, не стоит ли ввести успокаивающего. Тот ответил, что не надо: организм отлично справляется с нагрузкой.

Ранмакан подозрительно взглянул на Павлыша. Тот снова говорил на непонятном языке, таился, значит, замышлял что-то. Ранмакан по натуре был недоверчив. Недоверчивость — одно из основных качеств бедного человека в большом городе. Ранмакан мало кому верил. Не верили и ему.

Ранмакан допил бульон; он не знал, что бульон был специально обработан, чтобы быть вкусным и питательным для жителя Синей планеты, он об этом не задумывался. Ранмакан взял последний сухарь и, хрупая им, присматривался к Павлышу.